Искажение[СИ, роман в двух книгах] - Юрий Леж

Александра вдруг покраснела так, что это стало заметно сквозь макияж, но продолжать расспросы не стала, поняв, что невольно вторглась недозволенную пока для нее область личной жизни Аньки. Да и некогда уже было особенно расспрашивать, они подъехали к тихому затемненному, как во время войны, дому, и Саня осторожно, чуть ли не по миллиметру продвигая машину, остановилась у самой стены.

— Темно, как у негра в жопе, — ругнулась Анька, извлекая из салона и пытаясь удержать в руках часть покупок. — На лампочках что ли экономите?

— Привыкли так, — пожала плечами Александра, помогая подруге. — Всю жизнь в темноте с фонариками ходим, говорят, еще до войны такая привычка появилась, а потом уже никто не стал уличным освещением заботиться. Приезжие, правда, все удивляются, но нам как-то привычно, дорогу-то домой наизусть с детских лет знаем, да и весь городок еще до школы успеваем облазить, это тебе не губернский центр…

В огромной, по меркам Аньки, трехкомнатной квартире Александры они не успели еще толком расставить в кухне принесенный из машины груз, как появилась "Кузя-Тынц", высокая, худая и большеротая блондинка примерно одних с Саней лет, но с таким роскошным бюстом, что даже равнодушная к этому женскому украшению Анька завистливо отвела в сторонку глаза. Блондинку звали Машей, а "Кузя" и "Тынц" были обыкновенными школьными прозвищами: первое, естественно, от фамилии, а второе, от любимого словца, вставляемого в речь по делу и не по делу. Правда, со школьных времен речь блондинки потихоньку исправилась, но прозвище-то так просто не поправишь. Маша привела с собой еще одну девчонку, постарше, симпатичную, но какую-то застенчивую и тихую, будто бы полуспящую, за весь вечер вряд ли проронившую пару слов.

Восемь женских рук — это все-таки не четыре. За какие-то считанные минуты был накрыт в центральной, большой комнате низенький широкий столик, по углам расставлены и зажжены четыре свечи, приобретенные Анькой в придорожном магазинчике. Сама же Анька и настояла, что бы свечи поставили по углам, а позади них обязательно выставили хоть небольшие, но зеркала. И теперь простое уже действо по освещению комнаты стало казаться едва ли не колдовским ритуалом. Поближе к столу, на спинки свободных стульев, прилепили еще пару свечей, а потом Саня отыскала где-то в темных комнатах старинный подсвечник на пять рожков, бронзовый, позеленевший, и сразу стало светло, чуть празднично и весело.

Хорошо знакомая с обстановкой в квартире, Маша вынесла из спальни пузатый динамиками стереопроигрыватель и целую стопу лазерных дисков с музыкальными записями, и через несколько минут, под бульканье разливаемого вина и коньяка послышалась уже знакомая, но такая отличная от живого исполнения студийная запись:

"Мы играем во что захотим.Мы упали и летим и летимА куда не знаем до поры до порыМы слепые по законам игрыПослушай ветер свистит атональный мотивВетер назойлив ветер игривОн целует меня он кусает меняА тем кто сам добровольно падает в адДобрые ангелы не причинятНикакого вреда никогда…"

И странная энергетика мелодии впивалась куда-то под сердце, разливаясь по телу то ли ностальгией по прежним временам и мирам, то ли тоской по никогда не познанному декадансу…

И Машка, раскрасневшаяся, взлохмаченная, по-домашнему сбросив туфли и узкие брючки, оставшись в коротенькой, едва прикрывающей пупок, просторной распашонке сочного синего цвета и миниатюрных голубеньких трусиках, извивалась в эротическом танце в углу комнаты, соблазнительно, заманчиво встряхивая своими упругими большими грудями… потом к ней присоединилась сильно опьяневшая Саня, сняв перед этим под надуманным предлогом хмельной жары сидевшую на ней, как вторая кожа, блузу… и без того крупные, вишневого цвета соски на её маленьких грудках напряглись до чрезвычайности и, казалось, вот-вот лопнут, когда Саня проводила ими по телу и обнаженным рукам подруги…

Расслабившаяся от коньяка, домашней обстановки и непременных предстоящих удовольствий Анька за компанию расстегнула до пупа свой френчик и задрала кончики каблуков на край столика.

Когда же она последний раз вот так отдыхала в спокойной обстановке, в компании девчонок? Кажется, в общаге с Маринкой, со свадьбы которой они так удачно улизнули с Пашей от "ликвидаторов"? А может быть, еще раньше? В каком из миров? Все слегка запуталось и перемешалось в её голове… И время кануло куда-то в бездну… сколько же его минуло с тех самых пор, как она случайно посмотрела в окно на осенний дождь и увидела там совсем не то, что было на самом деле…

А потом, вместе с закончившейся музыкой, куда-то исчезли Маша и её тихая подруга, будто испарились в неверном колеблющемся свете, а возбужденная танцами и прикосновениями к когда-то любимому и до сих пор не оставляющему её равнодушной телу Александра буквально рухнула на массивный подлокотник кресла, в котором удобно расположилась Анька.

— Всё, не могу больше, — простонала Саня, растирая ладонями свои соски. — Как только вижу Машку, сразу завожусь с пол-оборота…

— Вы долго были вместе? — мягко, будто бы невзначай спросила Анька, положив ладонь на бедро девушки.

— Почти полгода, — вздохнула Саня. — Вот здесь почти жили вместе, но… понимаешь, Машка, она такая, хочет всегда быть главной, что бы все слушались, что бы подчинялись без слов… Нам было так хорошо, когда… но я ведь тоже люблю, что бы было по-моему, ну, или чуть-чуть по-моему, а не только всегда подчиняться… А еще она любит разнообразие, и не только с женщинами, она же, как ты, "лягушка"…

"Три тысячи чертей! — как в древнем пиратском романе, декоративно выругалась про себя Анька. — "Лягушка", "амфибия" — одинаково хорошо себя чувствующая и на суше, и в воде… и с мальчиками, и с девочками… вот что значит, отказаться от англицизмов… никаких "бисексуалок", просто "бишек", лесби и прочего…"

— А я несдержанная, — продолжила Саня с очередным вздохом. — Надо бы промолчать, а не могу… леплю сразу такое, о чем потом жалею… вот хорошо хоть, что Машка не обидчивая, а то бы давно разругались вдрызг…

— А ты ведь тоже любишь разнообразие? — соблазнительно провела ладонью по её бедру Анька, задержала руку на круглой коленке…

— Люблю… но ты же…

— Считай, что мне просто приятно, не надо все так усложнять, — лукаво попросила Анька. — Когда усложняешь, то голова идет кругом, а если попроще, то — легче, а кругом голова пусть идет от хорошего коньяка и крепкого мужского хера, остальное — для разнообразия, для простого и легкого разнообразия, личного удовольствия, кайфа, как говорят в Магрибе…